Баба Дуся

(сельские пейзажи Новой Англии XIX века, закадровый баритон)

Это раньше Диптаун жил тихой размеренной жизнью провинциального городка. Жители – прилежные англиканцы, исправно трудились на фабрике, а по воскресеньям ходили в старую церковь, стоявшую на окраине, у кладбища. По узким старинным улочкам гуляли почтенные леди в шляпках, а после занятий из одноэтажной школы весёлой гурьбой вываливались маленькие детишки.

Всё было тихо. Казалось, это может продолжаться вечно…

Пока не появился он.

(зловещая музыка с диссонансами, сумрак, ветер)

Он пришёл в Диптаун тёмным осенним вечером, чудовищно небритый и вонючий. В одной руке он держал метлу, а в другой – бутылку с какой-то дрянью.

Гримаса отчаяния и ненависти застыла на его лице. Он безумен.

И он дворник.

Его проклятием было его Второе Имя.

(недоумевающие прохожие, замершие в ожидании)

– Who is it? Кто это?

(истошный крик сына пастора, больного эпилепсией)

– This is Palytch! AAAA!

Пришёл тот, кто способен превратить жизнь жителей Диптауна в ад…

– А! Это Палыч!

(паника, люди бегут)

Теперь всё изменилось. Люди боятся выходить из дому по вечерам. Горе тому, кто повстречает его…

– А! Это Палыч!

(горбатый гробовщик на кладбище)

– Своей метлой безмолвный дворник наводит чистоту и бьёт прохожих. – Зловещий блеск в глазах. – Ха, после трёх ударов метлой любой превратится в Palytch’а…

(страшные сцены превращений женщин и детей в небритого мужика)

– А! Это Палыч! Их много!

(кроваво-красное солнце над горизонтом, тысячи дворников ходят по улицам с мётлами)

Над миром нависла угроза. Правительство в панике. Люди бегут с континента.

Но есть только один герой, способный остановить это порождение тьмы.

(силуэт крепкой женщины в косынке, с ведром и шваброй наперевес, шепелявый голос)

– Где ж ты, милок?

(крупными буквами на весь экран)

БАБА ДУСЯ

С девятого июня.

Во всех кинотеатрах страны.

Ветер в коридоре

1

Судя по схеме, коридор вёл к базе. Или нет? На втором часу пути это оставалось неясным.

Что-то попало в глаза. Пыль какая-то… Прищурился, отвернулся от ветра, постоянно дувшего навстречу, вытер слезу и снова пошёл в неизвестность.

Вроде бы прошло, но глаза чешутся.

Правый глаз чешется к деньгам. Или к радости – по-разному говорят. Левый – к слезам, или к выпивке.

Следовательно, если два глаза чешутся одновременно, то по всей логике скоро будет смех сквозь слёзы и выпивка нахаляву.

А коридор всё не кончается. Медленно идёт вверх, ветер дует навстречу, принося какие-то незнакомые приятные запахи.

2

Снова облако пыли, снова набивается в рот, нос, глаза щиплет. По сути, смотреть тут особо нечего, лампы через каждые двадцать метров (интересно, кто за ними следит? ведь в мире, похоже, осталось от силы пара десятков жителей…), голые стены, и больше ничего, так что сор, попадающий в глаза, не особо мешает. Зажмурился и пошёл вслепую, касаясь стенки рукой – скоро проморгаюсь, и пройдёт само. Зря у входа шлем оставил – сейчас бы глаза прикрыл, и всё.

Стоп. Пыль сладкая.

Откуда в заброшенном коридоре, в покинутом мире с периферии, может быть сладкая пыль?!

Тут что-то не то. Надо достать бластер.

3

Через минуты три послышался шум. Похоже, конец. Прижался к стене, пригнулся, осторожно пошёл вперёд. Наклон увеличился, не видно из-за искривления коридора, что там. Вдруг опасность? Мутанты какие, или эти… волосатики-троглодиты?

Снова поток ветра приносит соринки; попав в глаза, они заставляют отвернуться и пойти на ощупь, прикрываясь рукой…

- Где ты? Не бойся! – ветер донёс высокий голос, многократно отразившийся от стенок коридора эхом. – Я тут!

Мой язык… В этих краях его знают только пираты!

Послал пару выстрелов вперёд и вверх.

Шум прекратился. Тишина.

– Ну вот, вентилятор сломал… – послышался грустный голос.

4

– Зачем стрелял?

– А ты зачем халву на вентилятор крошила? – смеюсь.

– Скучно, – отозвалась толстушка-аборигенка и налила ещё. – И чтобы ты поскорее пришёл.

Косарь из города Дит

– Осторожно, Палыч, осторожно… – занудно бурдел Зиртен, раздвигая руками. толстые стебли. – Смотри под ноги – можешь помять молодые побеги.

Палыч – это я. Я осторожен. Как-никак, далеко ни каждого пускают на такие плантации.

«Вот мы и пришли», – подумал я, увидев вытоптанную полянку посреди поля.

Зиртен сбросил поклажу, грузно плюхнулся на землю и сказал:

– Вот мы и пришли. Ты как, вообще, решил стать косарём? Я вот с детства мечтал стать косарём. А сейчас, почитай, никто не хочет стать косарём. Ты точно хочешь? Сейчас косарём все называют тысячу деревянных, а не то, что тут. Они не понимают, слепые, как важна наша профессия. Без неё никуда, без неё все будут ходить босыми, можно сказать. А ты молодец, что решился. Молодец, что бросил этот чёртов город. Он не нужен. Здесь, в поле, хорошо, здесь птички поют, солнышко, свежо-то как!

В звенящей пустоте, в свинцово-чёрных небесах сверкнула молния. Зиртен кашлянул и продолжил, как ни в чём не бывало.

– Тут с первыми петухами выйдешь из избы, возьмёшь косу, да как начнёшь! Красота. Потом сложишь в кучи, они пахнут свежестью, чистотой. Ты чувствуешь единение с природой, с красотой и… гармоничностью пространства. Понимаешь?

– Угу, – мрачно отозвался я. До чего этот Зиртен, всё же, болтливый, скверный мужик. Петухов каких-то приплёл.

– Ты любишь природу? Я вот очень люблю природу. Можно сказать, больше всех её люблю. Внизу природы уже почти не осталось, разве что лес самоубийц на втором поясе седьмого, а тут, на служебных кругах…

– Кончай трепаться, зайцеухий, – грубо оборвал я болтуна и почесал правый рог. Давай уже свой инструмент.

Зиртен обиженно и нелепо подёрнул носом-пуговкой, достал из чехла косу и приладил на рукоятку, украшенную рунами.

– Трудись. Я не смею тебе мешать, – ответил не то заяц, не то армянин и затопал сквозь поросль. Прямо в расставленные мной капканы.

Адский огонь загорелся в моих глазах. Я отошёл от поляны и махнул косой. Сотни носков, чёрных, синих и в полосочку, упали со стеблей на раскалённую почву ада.

Хороши носочки!