Напряжение растёт. Разговор не клеится – то ли из-за взаимной скромности, то ли потому, что наконец-то кроме них в квартире никого нет.

– Что ты делаешь? – он пересаживается со стула на кровать, где она уже минут десять молча возится с грудой тряпья и синтепона.

Она вздрагивает и отсаживается от него на сантиметров пять.

– Разве я не показывала? Я давно пытаюсь это сшить, много перекраивала.

– Ты такая талантливая, – он осторожно, хрупко проводит рукой по её спине.

Снова вздрагивает, но спустя миг улыбается.

– Нет, я неумеха. У меня не получается. Я нашла выкройки в Интернете, но у меня не получается главный модуль. Он… не сходится размерами. Я распорола…

– Главный модуль чего? – он кладёт подбородок на её плечо.

– Я не скажу… ты будешь смеяться, – почти шёпотом произносит она.

– Ну, скажи, – он подбирает волосы и заправляет их за ухо, замечая румянец на щеке.

– Ты же… любишь… космос? – она откладывает тряпьё в сторону, всё ещё не решаясь посмотреть ему в глаза и зная, что после этого может быть.

Он гладит её спину, глядя, как краснеют уши, и обдумывает следующий шаг.

– Конечно. Я очень люблю… космос. Космооперы. Star Wars, Светлячок, Стар Трэк…

Она неожиданно хмурит бровки и отодвигается от него.

– Это… всё ненастоящее, понарошку. Я говорю про наш космос, его историю. И вообще, прекрати, ох… – он продолжает её обнимать и касается кончиком языка мочки уха. – Продолжай…

Он целует её в щёку, потом в губы. На пару секунд оба замолкают.

– Мой первый поцелуй…

– Так что ты собиралась сшить? – он смело расстёгивает пуговки на блузке и осторожно проводит рукой по тёплой груди.

– Мы когда-то летали в космос, мы… запускали туда корабли, даже были… на Луне. Мы хотели…

– Я очень люблю… Луну, – он гладит её бёдра в обтягивающих шортиках, помогает освободиться от них и раздевается сам. – И хочу.

– У нас, у американцев были разные космические программы, – продолжает тараторить она. – Мы вместе строили станцию «Мир», а потом… утопили её… Ой, какой у тебя…

– Ты будешь моим океаном…

– Мой мир!